—           Чего, как маятник, болтаешься, случилось чего, так выкладывай!

Мама подошла ко мне, положила на мои плечи холодные от волнения руки, тихо сказала:

—           Отец согласился на развод.

До меня не сразу дошло, хорошо это или плохо. Развод... Разведенные мосты, вспомнились слова песни. Разведут... Двух людей разведут в разные стороны. А как же я? Почему меня никто не спросил, хочу я этого или нет? Не правда ли, странно! Они были оба мои, я принадлежала им. И вдруг, как в арифметической задачке: «Два человека вышли из одной точки и разошлись в разные стороны». Что же делать мне? Так передо мной встала проблема. Мы продолжали жить у бабушки.

В один из солнечных осенних дней мама пришла с букетом белых астр. Она поставила цветы в вазу, подошла к столу, где Лелька делала уроки, присела рядом на стул и вдруг закрыла лицо руками, заплакала. Леля испуганно посмотрела на нее, потом на бабушку.

—           Не томи,— сказала бабушка.— Говори, к чему слезы, к чему цветы?

Мама посмотрела на Лельку покрасневшими глазами, виновато улыбнулась, сказала:

—           Доченька, я выхожу замуж.

Бабушка тяжело вздохнула:

—           Значит, артист переманил. Веселой жизни захотелось? — недовольно проворчала она.— Нужна ты ему, как снег на первомайскую демонстрацию! Была у него жена не хуже тебя, так он ее с ребенком оставил. Характер не тот! А у тебя характер ангельский! Десять лет своего терпела, «шарика-подшипника», да лопнуло терпение, сбежала! Конечно, в директорской ложе сидеть куда приятнее.  А как же Лелька? — не  унималась бабушка.

—           Пока у тебя поживет. Свою квартиру он жене с ребенком оставил. Временно в однокомнатной квартире устроился, тесновато. Рояль да диван с шифоньером, кровать лишнюю поставить некуда. Да и Леле мешать будет. Он ведь целыми днями поет, а ей уроки учить надо, через год школу заканчивает.

И тут Лелька остро ощутила роль бабушки в семье. «Сначала своих детей растила,— думает она,— теперь меня будет опекать». Она почувствовала, как взрослеет. Про себя решила, что никогда не выйдет замуж и только потому, чтоб не стать бабушкой, которой могут подкинуть мешавшего жить родителям ребенка.

Ей хотелось плакать, но от обиды слезы высыхали на глазах, и она молча смотрела на мать.

—           Лелечка, это же временно, ненадолго,— старалась

убедить мать.

Нет, подумала Лелька, это навсегда. Сначала осталась без отца, теперь без матери, потом без бабушки... И так останусь совсем одна. Ей вдруг стало жалко всех: отца, мать, бабушку, себя, и тут она расплакалась, как маленькая.

Бабушка прижала ее голову к груди и, поглаживая, приговаривала:

—           Ты уже взрослая, должна понять мать. Она идет к человеку непьющему, некурящему и очень любящему ее. Ничего, мы с тобой будем жить дружно. Ты увидишь, как мы еще заживем!

Надежда бабушки не оправдалась. В подружки она не подходит, маму заменить не может. Между ними началась игра в молчанку.

В школе о том, что от меня ушла мама, знала только подружка Соня.

—           Подумаешь,— сказала она.— Через год закончим школу, начнем работать, а там и замуж выйдем.

—           Ничего другого придумать не могла? — возмутилась я.— Сначала специальность надо получить, а потом уж о работе думать. Что же касается замужества, об этом я еще подумаю.

Отец Сони утонул, когда ей было пять лет. Мать вторично вышла замуж, у Сони появились два братика. Отчим ко всем детям относился одинаково, никакой проблемы в семье не было.

—           Тебе хорошо,— сказала я,— Ты живешь с матерью, а моя ни разу не сказала, чтобы я жила с ними. Я и сама, возможно, не пошла бы.

—           А раз не пошла бы, то и переживать незачем. Матери хорошо и тебе хорошо будет,— по-взрослому рассудила Соня.

—           Нет. Я вижу, как нам всем плохо. Мама исхудала, смотрит на меня с жалостью, а взять к себе не может. Она часто звонит, но разговора у нас не получается. Приглашает заходить к ним, а я от нее других слов жду. Жду, когда она скажет, как в тот раз, когда от отца уходили:

«Собирай свои книги — и пойдем...»

На днях я возвращалась из школы и встретила отца. Он нес сетку с продуктами. Ничего в ней особенного не было. Буханка хлеба, пачка сахара, консервы какие-то и бутылка, завернутая в газету. У меня по телу омерзительная дрожь   пробежала.

—           Здравствуй,— сказал он и виновато переложил

сетку из руки в руку.— Давно не виделись. Подросла, повзрослела.

Я стала внимательно рассматривать его лицо. Все так же красив. Светлые волосы вьются пышной шевелюрой, вот только веки слегка припухшие.

—           Зашла бы как-нибудь! Я тебя с женой познакомлю.

Женщина она...

Не дослушав его, я быстро зашагала прочь.

Ноги, ноги, ноги мелькали у меня перед глазами. Я стыдилась поднять глаза, взглянуть на прохожих. А что, если сейчас я встречу маму, идущую с новым мужем, счастливую,  улыбающуюся,  совсем  забывшую  об отце?

Не помню, как я добежала до дома, вызвала лифт, а сама, перескакивая через ступеньки, побежала на пятый этаж. Открыла дверь квартиры, кинула портфель на стул, а сама бросилась на кровать и, уткнувшись в подушку, заплакала.

—           Ты что, Лелечка,— испугалась бабушка.— Двойку,

что ли,, схлопотала? Так я ведь не мать, ругать не стану.

Стоит ли так убиваться! Сегодня двойка, завтра исправишь.

То, что бабушка не мать, я и сама знаю, не стоит лишний раз напоминать. Я заревела еще громче.

—           Обидел кто, так ты скажи. Я завтра же любому шалопаю шею намылю!

—           Отца я сейчас встретила, так жалко мне его стало!— всхлипывая, говорила я.— В гости приглашал, жену хвалит, а у самого глаза грустные. Ведь любит же он маму, любит! А пьет зачем! Не пил бы, жили бы все вместе. Бабушка, а может, мама просто влюбилась в артиста, в них многие влюбляются, вот и ушла?

—           Рано тебе мать судить! Она мне дочь, и плохого я в ней не. замечала. Одна ее воспитывала, отец на фронте погиб. Образование дала, специальность чертежницы имеет. Бывало, в студенческие годы Всё Полы чертежами заложит, ночами работала. Не очень-то в достатке жили, подрабатывать приходилось, вот и брала работу на дом.

За первого, кто посватал, и пошла. Так что ты о Матери плохо не думай, выкинь это из головы. Не к каждому счастье с первого шага приходит. Другой длинные дороги исходит, а так его, это счастье, и не встретит. Спасибо людям добрым, познакомили с видным человеком. Поживут маленько, окрепнут и тебя к себе возьмут.

Бабушка мне об одном твердит, а я о другом думаю. Не у одной моей мамы жизнь не сложилась, так не все же снова замуж выходят. Некоторые так и живут ради ребенка, своим благополучием жертвуют. Вот это матери!

— Эгоисткой, гляжу, она тебя вырастила! — возмутилась бабушка.— Ты через два-три годика выпорхнешь из гнезда, а она вот так, как я до старости, себя в четырех стенах заживо замурует. Ты молодая, у тебя все впереди, а ей свои годы скоро назад отсчитывать придется. «Сорок лет — бабий век!»

В дверь позвонили. Бабушка пошла открывать, а Лелька приводить себя в порядок.

—           Слыхала? Завтра в Большом зале консерватории сольный концерт твоего отчима! — выпалила вбежавшая Соня.— Давай сходим?

—           А билеты где возьмем?

—           Так пройдем! У мамы там знакомая билетерша работает,

Лелька заколебалась. Отчима она видела всего несколько раз. К матери старается забегать, когда его нет дома. Недолюбливает она его, тщеславия много, любит, когда его хвалят, критикует других. Возможно, все артисты такие, только Лельке это не нравится.

Изменилась и мать. Говорит с Лелькой больше о гастрольных поездках, рецензиях в печати, о записях на телевидении. И все шепотом, таинственно, словно о волшебнике.

В такие минуты Лелька слушает мать и думает, что для нее теперь существует только Он, Его мир, а о ней, Лельке,подумать не остается времени, и в Лельке закипает ревность.

Однажды она даже решила проверить, любит ли ее еще мать? Позвонила ночью по телефону и сказала, что собирает вещи и через час поедет на вокзал, а там куда глаза глядят, точнее, куда поезд повезет.

.— Что   ты   придумала?—.испуганным   голосом   прокричала мать в трубку.— Куда это ты собралась?

Лелька положила трубку, а где-то минут через сорок мать стояла у изголовья Лелькиной кровати. Дочь смотрела на мать смеющимися глазами, натянув одеяло до подбородка.

—           Примчалась, испугалась! А я думала, ты своего «Лемешева» одного на ночь не бросишь!

—           Глупая. Большая, а дурочка! — уткнувшись в плечо дочери, всхлипывала мать.— Ну, что он тебе сделал? Обменяем квартиру, будем жить вместе. Я и так свое сердце на две половинки разрываю. Посмотри на меня, неужели не видишь, как я страдаю? И шутки такие брось! Незачем мать по ночам через весь город гнать. О чем я только не передумала, пока до тебя доехала! Послушай, как сердце вылетает. Хочешь, оставлю я его и к вам вернусь?

Лельке хотелось крикнуть: «Хочу!» Но вдруг стало стыдно. Глупо все получилось.

Соня затормошила Лельку за плечо.

—           Ты что, оглохла или спишь? Так идем мы на концерт

или нет?

Леля очнулась от своих воспоминаний, посмотрела на подругу и молча кивнула головой.

На другой день подружки подсчитали свои денежные сбережения и прямо из школы отправились в магазин за цветами.

Раз решили идти на концерт, так обязательно с цветами, как настоящие поклонницы искусства.

В магазине, кроме желтых нарциссов, ничего не оказалось. Пошли на рынок. Там их встретил настоящий парад цветов и громкое зазывание продавцов.

—           Что будем брать, гвоздики или розы? — спросила

Соня.

—           Лучше бы розы. Смотри, какие красивые! -— восхищалась Лелька.

—           Красивые, да не по нашему карману.

—           Девочки,  купите розы!   Вы только посмотрите,  не цветы, а мечта. И цвет, и аромат, и свежесть,— расхваливал каждый свои цветы.

—           Давай спросим у этой бабули,— вполголоса предложила Соня. И громко: — Почем ваши цветочки?

Старушка назвала цену. Подружки переглянулись. Не хватает восьмидесяти копеек.

—           Ну, что же вы, берите! Смотрите, какие роскошные розы.

—           Розы хорошие, и цена хорошая. У нас не хватает немного...— бойко ответила Соня.

—           Сколько?

—           Ни много ни мало — восемьдесят копеек.

Старушка   подумала,   потом   весело   махнула   рукой.

—           Берите! Сама молодая была. Знаю, что в этом возрасте мало в кармане звона. А цветочки, видно, нужны для дела.

—           Угадали! Спасибо вам большое. У нас действительно больше нет денег, а цветы очень хорошие.  Спасибо!

В консерваторию подружки пришли ко второму звонку. Не хотели раньше появляться, чтобы мать Лельки не заметила их.

Знакомая билетерша торопила:

—           Скорее, скорее, девочки! После третьего звонка в зал не пустят. Идите на левую сторону: там, в пятнадцатом ряду, два места есть.

Соня с Лелькой бросились бегом вверх по лестнице. Переполненный зал гудел: настраивался оркестр и громко разговаривала публика. Отыскав Свободные места, они поспешили их занять. Едва сели, как в зале потух свет. Наступила тишина. К микрофону вышла ведущая концерта в строгом длинном синем платье. Объявила номер, и у рампы выросла стройная фигура в черном фраке, белоснежной рубашке с черной бабочкой — Лелькин отчим. В зале раздались аплодисменты.

Девочки от волнения втянули голову в плечи, пригибаясь и прячась за впереди сидевших, чтобы остаться незамеченными. Заиграл оркестр, и звонкий тенор широко разлился над залом. Каждая ария, песня воспринимались восторженными аплодисментами и букетами цветов.

—           Ну иди же, иди! — шептала Соня Лельке.

—           Иди лучше ты!

—           Вот еще! Иди, когда еще такой случай представится.

Леля пошла вперед. Ее обгоняли, подталкивали, просили посторониться поклонницы с цветами. Незаметно она оказалась у сцены. Отчим принимал цветы, улыбался, благодарил. Леля протянула дрожащие руки, и он склонился, принял ее розы. Глаза их встретились. Узнал он ее или нет, Леля не поняла. Она смотрела на него как завороженная. Таким она видела его впервые. Счастливый, с добрыми глазами. Она хотела что-то сказать, но ее оттеснили. Смущенная, она пошла к своему месту, а зал все аплодировал, и ей казалось, что это она сошла со сцены   и аплодисменты относятся к ней.

После концерта девочки домой не спешили. Возбужденно спорили, что лучше звучало, арии или романсы. Соне больше понравились неаполитанские песни, Лелю до глубины души тронула ария Ленского.

—           По-моему, человек, который так душевно поет, не может быть плохим,— заключила Соня.

—           И я думаю, мама не полюбила бы плохого, ведь она уже один раз ошиблась.

—           Тогда чем ты недовольна?

—           Мне просто обидно. Жили все вместе, хорошо или плохо, но вместе, и вдруг все распалось: мама ушла и от меня.

—           Как же  ей  быть,  если  она  счастье свое  нашла?

—           Я считаю, что у нас с ней счастье должно быть общее.

—           Так и будет. Сначала у нее все устроится, а там и ты с ними будешь. Не маленькая, понимать должна.

—           Сегодня я многое поняла. Мама и сама в детстве мечтала о музыке, мне бабушка рассказывала. Если бы не война, возможно, стала бы неплохим музыкантом. Любовь к театру у нее давнишняя. Когда мы жили с отцом, мама часто покупала билеты в оперу, но ходила обычно сама, порвав второй билет на глазах у отца. Он нередко приходил домой «веселеньким».

—           Лелька, а ты обратила внимание, что больше женщины цветы дарят? Мать, поди, ревнует!

—           Думаю, наоборот, радуется. Вон сколько сразу домой цветов принесет, не то что мы, три розочки еле купили.

После концерта Струев пригласил кое-кого из знакомых на чашку чая. В однокомнатной квартире сразу стало тесно и шумно. Запах французских духов, исходивший от дам, смешался с запахом цветов и табачного дыма.

Игоря Струева поздравляли с успешным выступлением, хозяйку дома с искусством быстро «сообразить». На журнальном столике разместились тарелочки с крохотными бутербродами, ваза с фруктами, шоколадный набор. Под звон хрусталя звучали тосты. Время было позднее, гости вскоре разошлись.

Помогая жене убирать со стола, Струев спросил:

—           Татьяна, ты видела Лелю? Должен заметить, что твоя дочь становится симпатичной девушкой. Почему она редко бывает у нас?

—           Заниматься много приходится.. Кроме того, она не хочет стеснять тебя и где-то в обиде на меня.

—           В  обиде? Ох, эти взрослые дети!

—           Дети в любом возрасте дети, пока у них есть родители,— с грустью в  голосе заметила  Лелькина  мать.

—           Что ты хочешь этим сказать?

— То, что, когда мне бывает трудно, я иду к матери. Когда тебе бывает больно, ты говоришь: «Ой, мамочка!»

—           Значит, я виноват во всем?

—           Жизнь виновата. Не всегда она складывается так, как мы того хотим. Найдя друг друга, мы в какой-то степени теряем детей, вернее, их уважение к нам. Младшие попадают под влияние тех, с кем остаются, более старшие дети пытаются найти объяснение сами, и тут их фантазии нет предела. Честно говоря, я удивилась, увидев Лельку, тебя, цветы. Что угодно, но только не это.

—           Значит, она обо мне плохого мнения?

—           Не совсем так. Не забывай, что у нее есть отец. Какой бы он ни был, для нее он родной. Меня же она просто ревнует к тебе.

—           Что же нам делать? Если мы не можем жить с ней вместе, то пусть чаще заходит к нам, а то не только я, но и ты станешь для нее чужим человеком...

Лелька Долго не могла уснуть после концерта, Любовь и ненависть к матери и отчиму боролись в ее сознании. В голову лез все тот же вопрос: почему? Наконец она сказала себе: «Ты просто эгоистка!» Соня была права. Пройдет несколько лет, и у нее будет своя семья. Эти же несколько лет прибавят матери десятки морщин, и в ее сторону никто не бросит взгляд, а это значит — прощай личная жизнь. Да и не такой уж плохой Струев, чтоб так его ненавидеть. Сегодня она имела возможность убедиться в его таланте и успехе у публики. Значит, он может приносить людям радость и не только тем, кто был в зале, но и матери.

Заснув под утро, она видела во сне отчима, стоявшего на сцене, освещенного прожекторами, а сверху все сыпались и сыпались на него лепестки роз. Он стоит счастливый, улыбающийся и подмигивает Лельке: вот, мол, я какой!

Вернувшись из школы, она положила на стол портфель и кинулась в коридор к телефону.

—           Мама, ты  не сердишься  на  меня за  вчерашнее?

—           Наоборот. Была приятно удивлена.

—           А Струев? — так называла Лелька отчима.

—           Сказал, что ты похорошела. Меня выругал за то, что редко бываешь у нас.

—           Ты прости меня, мама. Я большой и злой ребенок. Для меня ты только моя — и ничья больше. За год, что мы живем врозь, я многое поняла и хочу, чтобы ты была счастлива не только потому, что я у тебя есть, но и по-своему, по-женски, по-человечески. Живи. Живи, как тебе хочется. Ведь ты меня любишь?

В трубке послышалось всхлипывание. — Мама, ты что? Почему ты плачешь?

—           Глупенькая моя. Ты действительно выросла. И приходи, приходи к нам почаще!

—           Когда Струева не будет дома?

—           В любое время.

Обе замолкли, думая каждая о своем.

—           А как мне написать в письме Олежке, что я была на концерте отчима?

—           Какому еще Олежке?

—           Тому, что жил у нас во дворе. Он в прошлом году кончил школу, а сейчас служит в пограничных войсках. Ему здорово зеленая фуражка идет. Он мне карточку цветную прислал.

«Вот и первый жених появился,— подумала про себя мать.— Выросла девочка, а я и не заметила. Раньше про мальчиков никогда не говорила, а теперь переписывается».

—           Так и напиши.

—           Понимаешь, отчим... как-то грубо звучит, вроде как мачеха. А можно написать — второй отец?

—           Пиши, как тебе хочется. Если есть время, приезжай к нам сегодня.

—           Сегодня? — обрадовалась Лелька и тут же задумалась.— Сегодня   не  могу.— Она   помедлила.— Но ты  не волнуйся, я обязательно приеду. Возможно, завтра, или лучше — на следующей неделе...

На обоих концах провода наступила тишина.

— Мам! Так я целую тебя... и передавай привет своему мужу.

Задумавшись, мать долго стояла, прижав трубку к груди, пока с кухни не донесся свисток закипевшего чайника.