Главный тезис писателя звучит так: «Без изучения прошлого нельзя наметить столбовой дороги и в наше завтра: человеческий опыт питается памятью о содеянных ошибках». Ярославнов рассказывает об истории истребления лесов с древнейших времен, показывая, какую великую роль сыграли они в деле эмоционального, экономического воспитания нашего народа, сохранения климата, подготовке урожаев. «Не может быть равнодушия в лесных делах: народу нашему вечно жить на этой священной земле», — заканчивал Ярославнов.

Композиция «Русского леса» чрезвычайно своеобразна. Ярославнов обращался к подобному типу романа в «Дороге на Океан», где главы о современности перемежались главами о будущем. В «Русском лесе» современность сопоставлялась с историей. Было бы опрометчиво считать, что элементы будущего, по образному выражению М. Горького, «третьей действительности», исчезли из романа. Оно не изображалось писателем непосредственно, я существовало как основной лейтмотив романа. Главные герои «Русского леса» именно будущим измеряют события современности. Для будущих поколений бережет лес — национальное достояние — Вихров, о чистом доме для детей мечтает Поля, о смысле цивилизации и поступательном движении истории пишет стихи Родион. Во имя будущего всей планеты сражался с фашизмом советский народ. Забота о последующих поколениях придает эпохальный размах и глубочайший смысл дерзновенным свершениям современников. В ней оправдание тех трудностей, которые выпадают на долю каждого поколения, в ней находит свое конкретное воплощение преемственность жизни. Ярославнов в «Русском лесе» подчеркивал важность преемственной связи между поколениями в деле сохранения и приумножения национального достояния.

Композиция романа обусловливает и некоторые его стилистические особенности. Нельзя не заметить, что «живописное» начало леоновского таланта с наибольшей полнотой реализуется в главах о прошлом. Путешествие крестьянских мальчишек в зачарованный лес к Калине, эпизод рубки Кнышевым красавицы сосны, под пером Ярославнова приобретают черты законченных, блистательных по колориту, точности деталей живописных полотен, напоминающих то сказочный мир В. Васнецова, то резкую отчетливость пейзажей, Шишкина, то призрачно-мечтательные создания Сомова.

Они несут живое, богатое оттенками и полутонами чувство эпохи, рождают у читателя иллюзию присутствия в прошлом, ощущение исторического времени.

В главах о современности постоянно спорят, философствуют герои романа: о доброте и чистоте размышляет Поля, о смысле прогресса она разговаривает с Варей, о красоте полемизирует с Сережей Вихров, о таланте «пытает» Вихрова Чередилов и т. д. Перед читателем каждый раз разворачивается философский диспут, где каждый герой в разных ситуациях выступает то в роли докладчика, то оппонента (только Елена Ивановна — всегда зритель, слушатель).

В главах о прошлом также есть философские беседы, назовем, к примеру, сцену обеда в доме Грацианских, где разгорается спор о бессмертии. А можно ли забыть пейзажи военной Москвы!

Эмоционально воспринятые читателем детали прошлого (сцены, переживания героев, пейзажные зарисовки) воссоединяются с настоящим в кульминационные моменты сюжета, какими являются в «Русском лесе» философские споры. Происходит это путем художественных поворотов, «мотивов» (ассоциативных, композиционных, философско-логических, стилистических) или при помощи «сквозных» образов (Родион, Таиска, Калина), не участвующих непосредственно в действии.

Известно, какое огромное значение придает Ярославнов искусству композиции, этой «продуманной архитектуре произведения». В искусстве композиции, как отмечает критик Е. Сурков, «выпукло и сильно проявляет себя то леоновское, что вошло с ним в русскую литературу»1. Принцип «кольцевой» композиции, по которому выстроен «Русский лес», является наиболее совершенным для философских произведений.

Подобная композиция характерна для художественной прозы («Берег» Ю. Бондарева, «Пастух и пастушка» В. Астафьева, «Матерь человеческая» В. Закруткина, «Тайга» П. Проскурина).

В «Русском лесе» точка отсчета времени — настоящее; от него расходятся круги воспоминаний Вихрова, авторские отступления в прошлое: сначала говорится о более далеких событиях жизни, потом о более поздних временах, пока прошлое не сливается с настоящим. Начало романа мажорно, радостно: полная надежд и счастья идет Поля по улицам столицы под бравурную радиомузыку.

С введением в роман прошлого в этот радостный мотив вплетаются драматические и трагические мелодии, которые в военных сценах романа достигают высшей силы и глубины. В финале романа также чувствуется мажор.

«Русский лес» и современная проза

Тип философского романа, созданный Ярославновым («Дорога на Океан», «Русский лес»), в современной литературе обретает новые черты.

Если в 50—60-е годы критика осмысляла прежде всего проблемно-тематическое богатство «Русского леса», открытые писателем типы характеров (Вихров и Грацианский), то в 70-х годах все большее внимание обращается на философскую проблематику романа.

Концепция познания, вполощенная в «Русском лесе»,, основой которой является существование многообразных связей личности с человеческими «галактиками» (народ, человечество), оказала большое   влияние  на   развитие   некоторых  линий   современного литературного процесса, в особенности на ту его ветвь, которая условно именуется в критике «деревенской», а также на творчество крупных современных художников Ю. Бондарева, Ч. Айтматова.

У истоков деревенской прозы стояли не только М., Шолохов («Поднятая целина») и В. Овечкин («Районные будни»), сильный импульс получила она и от Ярославнова.

Влияние Ярославнова с течением времени все возрастает, ибо деревенская проза перерастает из социально-бытовой и нравственно-психологической в социально-философскую, и в этом процессе творческий опыт Ярославнова, уже более полувека отстаивающего философскую линию в отечественной литературе, имеет первостепенное значение. Недаром, при обсуждении последних по времени выхода в свет произведений В. Астафьева («Царь-рыба») и В. Распутина («Прощание с Матёрой») критика вспоминает имя Ярославнова, причем, отмечая у названных писателей стремление к усложненной композиции, интенсивному использованию символики,,,она нащупывает в поэтической фактуре те или иные глубинные связи с творчеством Ярославнида Ярославнова.

Этих художников, обладающих своей отчетливо выраженной художественной системой, роднит с Ярославновым концепция познания жизни, ориентированная на народное миросозерцание.

Каждое выдающееся произведение, ставшее классикой отечественной словесности, живет своей особой неповторимой жизнью.

Каждое поколение читателей и ученых находит в нем все новые и новые грани, оттенки, открывая созвучие пророческих мыслей художника актуальным проблемам современности. 

'

В 70-е годы наиболее актуальными представляются нравственно-философские и экологические проблемы «Русского леса». Ярославновское требование«чистоты»  как главного нравственного критерия нового человека, строящего коммунизм, и призыв «беречь росинку жизни» включаются в повестку дня сегодняшней литературы.

Раздумывая о содержательной ценности искусства, Ярославнов писал: «Постепенно накапливаются колоссальные запасники мыслей и ощущений людей, переживших 1914 и 1917, 1941 и многие другие знаменательные даты нашего столетия. Искусство должно реализовать закрома людской памяти, чтобы идти вровень с душевным опытом».

После «Русского леса» Ярославнов завершает работу над новой редакцией пьесы «Золотая карета». Возвращение писателя к системе образов этой пьесы объясняется сложностью его художнических размышлений о нравственных итогах войны.

В пьесе «Золотая карета» Ярославнов размышлял о мере соответствия полноты бытия каждой человеческой личности и выполнением высокого долга каждого перед всеми и всеми вместе перед каждым. Ярославнов подчеркивал, что только нравственная чистота служит тем критерием, которым следует проверять соответствие общественных и личных интересов. В понятие «нравственная чистота», по мысли писателя, включаются не только нравственные возможности человека, но и приобщение его к нравственно-историческому опыту народной жизни. Может быть, неустойчивость героини пьесы «Золотая карета» перед жизненными соблазнами объясняется отсутствием в ее духовных стремлениях попытки понять народную судьбу и сблизиться с ней. И на это обстоятельство с такой тревогой обращал внимание читателей и зрителей Ярославнов в середине 60-х годов.

Обогащение нравственного идела Ярославнова за время создания-«Русского леса», расширение философско-исторического кругозора писателя, возросшее профессиональное мастерство побудили его при переиздании раннего романа «Вор» (1927) создать новую, вторую редакцию этого произведения.

В предисловии к роману Ярославнов писал: «Автор с пером в руке перечитал книгу, написанную свыше тридцати лет назад. Вмешаться в произведение такой давности не легче, чем вторично вступить в один и тот же ручей. Тем не менее можно пройти его по обмелевшему руслу, слушая скрежет гальки под ногами и без опаски заглядывая в омуты, откуда ушла вода».

Герои романа остались прежними, но их метания потеряли ту «эпохальную», «абсолютную» значимость, какая ощущалась в издании 1927 года. Изменившийся исторический опыт писателя чуть сгладил злободневность, излишнюю горячность, категоричность, романтизм первой редакции. Изменился стиль романа. Как отмечает исследователь его творчества, «буйная метафоричность, напряженный лиризм теперь сменяются графически четкими тропами, ясной реалистической деталью, уравновешенной лиричностью, раздумчивой философичностью»1.

В сравнении с первой редакцией изменилась авторская оценка главного героя романа Митьки Векшина. Если в 20-е годы Ярославнов видел его трагедию в отсутствии культуры, то в 50-е он усиливал мотив личной вины Митьки. В. А. Ковалев таким образом передает свои впечатления от разговора с писателем о Митьке Векшине: «При встрече в 1970 году я сказал Ярославниду Максимовичу, что у некоторых критиков возникло желание не вполне согласиться с ним в оценке, весьма суровой, нынешнего Векшина, ведь с этим образом связана дорогая автору тема России, сам автор подчеркивает, как напряженно бьется ищущая мысль героя, его переживания и трагическая участь волнуют читателя: проскользнуло в критике даже сравнение судьбы Митьки Векшина с судьбой Григория Мелехова. Митька не просто отщепенец, а плоть от плоти народа, трагическая фигура потерявшего   ориентацию   в   сложном   пореволюционном   мире и вставшего на ложный путь человека. Когда мною были изложены эти мнения, Ярославнов ответил так: «Возможно, истина где-то посередине, между первой и'1второй редакциями. Вам (т. е. критикам) судить, не настаиваю на своем мнении»1.

Другими словами, Ярославнов не настаивал на полном уничтожении своего героя, оставляя ему шанс на возрождение.

Лишены той зловещей силы мещанство и буржуазность, которую несли в себе в первой редакции Чикилев и Заварихин. Ярославнов не снижал опасности заражения этими пороками отдельных слоев общества, но не ставил в зависимость от этих болезней магистральное развитие социализма.

«Вор» — одно из интереснейших произведений в истории советской литературы и с точки зрения поднятых в нем нравственно-философских проблем, и с точки зрения художественной. Ученым и читателям еще предстоит осмыслить его значение в истории русской культуры.

В 50-е годы Ярославнид Ярославнов совершает несколько зарубежных поездок в Европу и США. Итогом размышлений писателя о политической обстановке в мире явилась киноповесть «Бегство мистера Мак-Кинли» (1960). Здесь Ярославнов стремится наиболее ясно и полно сказать, что он думает о рядовом человеке своего времени, изображая логику процессов духовного пробуждения среднего американца. Как и чём оградить от ядерной гибели этого человека, как сделать его активным в борьбе за мир — вот главные проблемы киноповести.

В современную эпоху, когда борьба за мир приобретает всеобщий характер, повесть Ярославнова «Бегство мистера Мак-Кинли» созвучна своим пафосом передовым устремлениям человечества.

В 1963 году появилась в печати повесть Ярославнова «Evgenia Ivanovna». Сам художник дату ее написания обозначил так: 1938—1963. Повесть имеет посвящение — Татьяне Михайловне Ярославновой (жене писателя). Почти тридцать лет работал художник над этой небольшой повестью, шлифуя свое художническое мастерство и совершенствуя идейно-образную концепцию. Ярославнов не новичок в работе над жанром повести, к нему он обращался в 20-е годы, большой удачей писателя стала повесть, «Взятие Великошумска», написанная в годы войны, но все-таки «Evgenia Ivanovna» является непревзойденным образцом, маленьким шедевром, в котором поражают гармония и сораз-мерность частей, внутренняя цельность, художественный лаконизм, сочетание удивительной трепетности, интимности повествования с широтой философско-исторических обощений.

Центральная проблема повести — «человек и Родина». В ней явственно ощущается тот опыт, который вместе со всей страной приобрел художник в годы войны, публицистически осмыслив его в статьях военных лет и романе «Русский лес».

История «невольной» эмигрантки, бежавшей с мужем, белым офицером, в Константинополь во время революции, рассказывается автором с грустным лиризмом, бесконечным сожалением о несчастной жизни женщины, оторванной от Родины, любимого домика с мальвами да еще вдобавок и брошенной мужем после полугодового скитания.

Но судьба была благосклонна к юной Жене и в лице английского археолога Пикеринга спасла ее от смерти, панели и прочих унижений, сделала ее даже всеми уважаемой миссис Пикеринг, но не спасла от страшной, неизбывной тоски по Родине.

Она мечтает поехать на Родину летом, «чтобы хорошенько, на память, промокнуть в степной грозе», или зимой, «чтобы намерзнуться досыта на опушке зимней рощицы». Ей хочется посидеть на пасху (т.е. весной) у родительских могилок или осенью брести по аллее старых акаций.

«Я сделана из этой земли», — говорит она супругу и просит его совершить поездку по России. Ярославнов замечает, что Евгения Ивановна «и ехала-то в Россию отпроситься на волю, чтоб не томила больше ночными зовами, отпустила бы ее, беглую, вовсе бесполезную теперь».

Вступив на советскую землю в Грузии, Евгения Ивановна встречает своего бывшего мужа Стратонова, оказавшегося живым и невредимым. Во время путешествия по Грузии совершается нравственное возмездие — казнь «Стратонова за то давнишнее преступление». «Рассчитавшись» с прошлым, Евгения Ивановна стремится домой, в Англию. Она называет Лондон «своей» столицей, дом Пикеринга «своим» домом, но едет в туманную Англию, чтобы там и умереть от «послеродового осложнения», а точнее, от «тоски по родине в русском ее понимании». Ярославнов подчеркивал, что попытки наших беглецов «вывезти с собою горстку сурового русского снежка в страны более умеренного климата завершались неудачей — он неизменно таял».

Невозможно русскому человеку жить без России, без связей со своим народом, обществом, невозможно быть русским, не разделяя все сложности и трудности строительства новой жизни.

Этот вывод Ярославнова был художественно убедителен, емок и недвусмыслен.

Оригинален в повести образ мистера Пикеринга. Роль его в сюжете почти незначительна, главное место в повести занимают отношения Жени и Стратонова, прощание Евгении Ивановны с Родиной, Но, как всегда у Ярославнова, существует в произведении и вторая, «мыслительная», философская композиция, в которой Пикеринг играет ведущую роль. С образом Пикеринга входит в повесть история, которую тот, по роду своей деятельности, часто комментирует. Он рассказывает Жене о возникновении цивилизации, ее детстве: «Подстегнутые столетия проносились, как в кино, где сошел с ума механик, причем не утрачивалась  ни  одна  из  тех  вечно  живых  мимолётных  мелочей, что трепетным теплом согревают мрамор архаических обломков».

Прошлое полностью не исчезает. «Ничто не пропало... в истории и биологии как в армии: при увольнении в запас имущество сдается в цейхгауз», — говорит Пикеринг. «Он размышлял вслух о гигантских сгустках неистовой человеческой плазмы, которая непрерывно, в течение столетий возникала из этой почвы ради единственной, в сущности, цели — грудью в грудь сшибиться с ордами других наречий, пронзить друг друга мечами...» И хоть философии истории Пикеринга свойствен пессимизм, глубина его обобщений стимулирует читательскую активность, заставляя продолжать до современности его обобщения и принципы.

Ярославнов вложил в уста Пикеринга и многие близкие ему размышления об искусстве: «Подмеченный художником механизм будет действовать в той же последовательности, пока неизменны физические координаты, на которых построен мир»; «Цель искусства... заключается в осознании логики явления через изучение его мускулатуры, в поисках кратчайшей формулы его зарождения и бытия, а следовательно, в раскрытии первоначального замысла»; «Художникам не надо бояться отвлеченности: поправки на эпоху неминуемо внесет самый материал, из которого соткано событие» и др.

Но вместе с тем Пикеринг подается Ярославновым и критически: в нем нет жизненной силы, активности, чувства новизны. Он остался весь в тех библейских царствах, которые изучал. Он пессимист: не признает роль личности в истории, которая представляется ему лишь песчинкой в пыли веков.

Евгения Ивановна как раз не хочет быть такой «песчинкой», смирившейся со своей печальной участью, она смело идет навстречу своей тоске по Родине, своей любви к Стратонову.

Повесть Ярославнова как бы продолжает вечно звучащий в его книгах разговор о счастье, об условиях его созидания, тех моральных нормах, которые позволяют личности выдержать этические принципы эпохи.

Сейчас Ярославнов продолжает работу над новым своим романом, так же как и «Evgenia Ivanovna» вневременным. Он был задуман в 30-е годы, но работа над ним откладывалась, поэтому на столе Ярославнова оказалось несколько редакций различных лет. В 1974 году был опубликован один из фрагментов романа под названием «Мироздание по Дымкову», в 1979 году другой — «Последняя прогулка».

Разумеется, по небольшим фрагментам трудно судить о концепции и замысле романа, но приблизительно представить определенное направление авторского поиска возможно. Отрывок «Мироздания по Дымкову» был опубликован в журнале «Наука и жизнь» и поразил всех читателей неожиданностью, иронией, дерзкой игрой ума, поистине фантастической смысловой насыщенностью.

Герой романа студент Никанор Втюрин рассказывает о строении Вселенной со слов «разжалованного ангела» Дымкова. Композиция отрывка чрезвычайно усложнена, повествование развивается по цепочке: автор — повествователь — Дымков,— Никанор. Но эта цепочка запутана: то мысли автора сливаются с речью Никанора, то расходятся, то перебивают пытливого студента.

Ярославнов разворачивает перед современниками увлекательную картину научных и фантастических представлений о Вселенной. Он формулирует существующие теории о строении и образовании Вселенной без привлечения математического аппарата, критически относясь ко многим устоявшимся истинам.

Писатель хотел, по его признанию, «перевести на понятный всем язык общеизвестные аксиомы астрофизики, эти ритуальные, выраженные в сложных, недоступных простонародному восприятию формулах, непонятных слуху смертных как греческие заклятия древности».

В «Последней прогулке» Ярославнов нарисовал ошеломляющую картину покрытой «радиоактивным пепелком» и закованной в бетон нашей планеты, люди которой утратили бдительность и не смогли объединиться перед угрозой радиоактивной катастрофы. Это трагическое по своей наглядности и обнаженной публицистичности предупреждение писателя-гуманиста вряд ли может оставить равнодушным читателя.

Страшно представить, что человек может «рухнуть вместе со своим электронно-мыслящим железом назад даже не к предкам,  а просто к чертовой матери, с достигнутой-то высоты!..».

Ярославновское слово вносит в нашу литературу суровую, горькую, тревожную силу, исцеляющую отечественную словесность от нерешительности, поверхности и неоправданного на фоне мировых событий «оптимистического гопака». Нам, современникам, открытия Ярославнова представляются эпохальными, сколь же грандиозными они окажутся впоследствии!