Себя в пятнадцать лет с головой и ногами во взрослую жизнь с очень непростым человеком, я исчерпала все свои внутренние ресурсы. Это как с детства внутри у меня всегда была бомбочка с изрядным количеством взрывчатого вещества. Она взрывалась от малейшей детонации
Я не понимаю, что-о это?! Что-о происходит?! — кричало вместе со мной все мое существо, только-только пришедшее в устойчивое равновесие. Я не могла больше удерживать внутри распиравшие меня чувства, в которых еще не призналась даже самой себе. Этот восторженно-истеричный аккорд «взял на грудь» мой директор Роман Кокорев, читай — друг, товарищ и брат.
— Воробьев! Влюбилась! — с ходу поставил диагноз Роман, опытным взглядом врача
засекший зарождавшийся вирус, когда оба пациента еще и не подозревали об этом. В первый же день нашего знакомства с Лешей.
— И что мне с этим делать?! — в знак попадания в точку продолжала орать я.
— Дерзай, девочка! — благословил Кокорев, который иногда по совместительству тянет лямку моего бебиситтера и наставника. — Лови кайф, радуйся жизни!
И последние три месяца я безудержно радуюсь и жадно ловлю каждую минуту состояния счастливой невесомости! И хочу-хочу, чтобы эти тысячи и тысячи мгновений вместе с Лешей протянулись в «провода, даль длящие». Вы спросите: это любовь? Надеюсь, да!
Но точно знаю, что это не оказание оплаченных эскорт-услуг! И не пиар-роман! Как упражняются-испражняются всякие говноиздания, засоряя (где вместо «о» — «и»)
мозг обывателей, которым я искренне не завидую. Хотя и завидую, потому что они могут влюбляться-целоваться вне пристального внимания охотников за чужой личной жизнью, очевидно потому, что нет своей. Если всякие фекальные бумагомаратели хотят изрыгать полнейшую чушь про каких-то артистов, а те несут, или не несут, им бабло за то, чтобы их задницы пиарили, потому что они ничего другого больше не могут, — флаг им в руки! Я — ау! вы хорошо меня слышите? — не отношусь к таким персонажам!
Но! Надо отдать им должное, они свое дело сделали. Никогда я не стала бы выносить на публику то, что хоте- бы хранить — а что-то и похоронить — в самых глубоких своих тайниках. Когда-то попав в кино, я стала человеком, личная жизнь которого интересует не только его самого. Что ж, интересно — получите. Уж лучше сама выверну себя наизнанку. Чтоб заткнуть повизгивающих любителей ковыряться своим тупым рылом и превращать в гнилую помойку человеческую жизнь.
Прямо вижу, как вы поморщились, читая, — вам не понравилось, как резко изменились тональность и стиль изложения. Теперь представьте, каково нам! Как мне хочется заткнуть глаза, уши и рот, не видеть, не слышать и никому ничего не говорить! Ведь именно так разительно отличается то, что выносят на показ нашему зрителю гепатитного цвета СМИ, от того, что реально происходит у нас в жизни.
У-уф! Извините, накипело еще раз про любовь. Как оказалось, за пару месяцев можно прожить целую жизнь — мне удалось! На совершенно новом витке, обогащенном, или отягощенном, всем опытом прежних жизней. Большинство великих романов великих писателей — об одной-единственной великой любви, неважно, счастливой или несчастной. Потому что полюбить навсегда — идеал. Все, самый жесткий мачо и женщина-вамп, на самом деле мечтают об этом. «Как в груду мягкую скопившегося снега пылающие щеки погрузить — вот так бы полюбить!» И на веки вечные. Но жизнь — она жестче, люди легкомысленнее и нетерпимее, наши чувства противоречивее. Наверное, есть избранные, способные любить только раз. Это трудно, потому их меньше, скорее — исключение, чем правило.
Про всех остальных царь Соломон сказал что-то вроде того, что человек любит много раз, но только один раз человек любит.
Если повезет понять, что вот это — и есть настоящее. Спроси меня еще совсем недавно, я бы ответила, что моя настоящая любовь и главный мужчина в жизни, бесспорно, Сергей Шнуров.
Теперь Сережа — одна из моих прошлых жизней, огромный, мощный, весомый кусок. Но с того момента, как пять лет назад он передал мне ключи от моей квартиры, в которой мы жили вместе, мы никогда больше не виделись и не звонили друг другу. В этом есть нечто мистичесна, как личность. И я уехала в Питер.
Это я долго сказку сказываю, на самом деле наши отношения с Димой Литвиновым закончились едва начавшись, разошлись мы в первый месяц беременности. Встретились снова за две недели до рождения сына — я прожила все это время в Питере фактически одна. Но это не спасло ни меня, ни Филиппа, уединиться у нас не получилось.
Сколько себя помню, внутри у меня всегда была бом- с изрядным количеством взрывчатого вещества. Не знаю, досталась она мне от рождения или заложена была какими-то другими способами. Но она с детства взрывалась от малейшей детонации. Беременность же провоцирует гормональные взрывы даже у самых спокойных женщин. Уехав от мужа, я вынуждена была проводить кое. Буквально: он прилетает на самолете, я на этом же самолете улетаю, он заходит на какую-то тусовку, я оттуда ухожу — и мы не пересекаемся. Мы даже несколько раз останавливались в одних и тех же гостиницах, но я выезжала, а он в этот день заезжал.
Жизнь превратилась в нудное сидение дома, дошло до того, что я целыми днями не выходила на улицу. Наверное, есть женщины, которым это по душе и по силам, но я начала сходить с ума.
У Литвинова были представления о том, какой должна быть жена, близкие к библейским, а вот в понятиях об обязанностях мужа перед женой был явный пробел. Воспитанный горячо любящей мамой, он слишком зациклен на себе. Место для женщины вполне определенное — она может стать для него дорогой, но не дороже его собственной жизни.
Роль в кино. Никто не отрицает, что бывают картины проходные, а бывают такие, которыми ты живешь, отдаешь всю себя. И — «Стоп, мотор!» —
Еще недавно я бы сказала, что моя настоящая любовь и главный мужчина Сергей Шнуров. Теперь он — одна из моих прошлых жизней.
Мы ходили по одним и тем же коридорам в одно и то же время, но строго параллельно. Недавно должны были сниматься в одной картине. Думала: неужели наконец встретимся, на интерес? Должна же я уже ради принципа просто пожать ему руку, сказать: «Привет! Ну как дела?» Но нет! Не сложилось.
Единственный раз, на съемках «Высоцкого», было такое веселое настроение, и случился кураж «А позвонюка я Сереге!» И позвонила: «Привет!» — «Привет!» Он, конечно, был в шоке, пять минут поговорили, и все. То есть — ничего!
А ведь я любила много-много дней, месяцев и лет, а потом — раз! — и ты понимаешь, что все пережилось, исчерпалось до дна. Знаете, как книга, которую пишешь, пишешь, она выливается уже в многотомный роман, а ты все продолжаешь писать, и вдруг — бац! — сюжет завершен. Просто подошел к логическому концу. Ничего ни убавить, ни прибавить. Книга дописана, издана в суперобложке, она очень важна и дорога тебе, но ты ее ставишь на почетное место в шкафчик за стекло, и — все. И даже не достаешь никогда.
А бывают отношения легкие, мимолетные, ничего как будто не значащие, как записка, которую написал себе когда-то с пожеланиями на Новый год. Ты небрежно бросил ее в ящик письменного стола, вдруг случайно натыкаешься на эту записку, перечитываешь и — вау! То есть ощущение любви всегда разное.
Можно любить один день, и это тоже будет любовь. Выходит, отличия между тем и этим нет? Ну, раз и то и другое проходит?
Мне противно, когда кто-то публично поливает человека, которому признавался в любви, с которым делил постель хоть однажды. И уж тем более когда родили детей. Понимаю: как иначе объяснить разрыв? Трудно удержаться от того, чтобы не подставить другого. Эх, мне бы талант Эзопа! Но все же я попытаюсь не бросать камни в людей, с которыми была близка. Изо всех сил постараюсь смотреть только на свое отражение в зеркале совместной жизни.
Когда мы с Сережей дописали свою книгу и торжественно водрузили ее на полку пылиться, я была опустошена досуха, без остатка. Погрузив.
Когда мы с Сережей дописали свою книгу и водрузили ее на полку, я была опустошена досуха. Хотелось только расслабляться и расслабляться.
Роль в кино. Никто не отрицает, что бывают картины проходные, а бывают такие, которыми ты живешь, отдаешь всю себя. И — «Стоп, мотор!» —
И в первый раз моя пятая точка, предчувствующая не самые приятные приключения, дала сигнал, что нужно бежать, еще за неделю до свадьбы. Обычно я прислушивалась, а тут подумала: «Может быть, ну ее и правильнее, наконец, послушать маму. Она так хочет, чтоб дочь вышла замуж и стала как все. Может, пришла пора переломить себя? Все ж так делают, и у кого-то получается».
И мы сделали это — мы поженились. Как-то все вышло играючи-припеваючи, в порыве эмоций, веселья и мохито. Да и предложение руки и сердца — это был этакий крутой кураж: «А давай на спор поженимся?» — «А давай!» — «По рукам?» — «По рукам!» Ну и докуражились. Решение не было для меня ни серьезным, ни ответственным, а само событие ни значительным, ни торжественным — я никогда, как бывает у девочек, не мечтала о свадьбе, о замужестве. Не было этого в моих детских грезах. Замуж я выходила в джинсах, в кроссовках, в порыве легкомысленного задора, с желанием просто испытать что-то новенькое. Не то чтобы у меня не было к Литвинову чувств — не так. Дима как-то вовремя оказался рядом в момент всяких моих переживаний. Я сломала руку, он очень заботился обо мне, это было необычно. До сих пор приходилось все тащить самой — и за себя, и за «того парня». Поначалу непривычное внимание даже раздражало, но он терпеливо сносил мои взрывы и никуда не девался — и я поддалась естественной женской слабости. Благодаря Литвинову я смогла-таки научиться получать помощь и поддержку.
И приняла это за любовь. А тут еще стали наслаиваться какие-то события, которые так или иначе давали продолжение чувству, закручивали узелки в цепочку нашей совместной жизни.
Перед свадьбой мы провели прекрасные дни на Сицилии и из этой волшебной сказки приземлились в жесткую повседневность. Это был очень крутой вираж, к которому ни я, ни Дима оказались не готовы. Мы оба совершенно не способны были справляться с бытом, какими-то посудами, мебелями, коммунальными и прочими обычными для всех людей проблемами. Для нас это был шок.
Потом я забеременела — судьба все решила. Я поняла, что продолжавшие поступать сигналы о том, что Литвинов — не мой человек, надо засунуть туда, откуда пришли. У нас будет ребенок. И этим все сказано. Но сказать легче, чем сделать.
Дима продолжал отучать меня от стремления быть самой по себе и так в этом преуспел, что в какой-то момент сделал домохозяйкой, домработницей — всем, кем угодно, но с приставкой «дом». Это убило весь мой жизненный кислород, без которого я жить не могу. Сам он постоянно работал, уезжал, приезжал. Я же, вынашивая ребенка, отказалась от многих проектов.
А я-то знала уже, что любовь — это жизнь для другого, я так любила. И если бы я встретила Сережу сейчас, наверное, все могло сложиться иначе. Но я его встретила подростком. И невозможно от пятнадцатилетней девочки, что бы в ней ни было заложено, требовать, чтобы она стала мудрой, терпимой, покладистой еврейской женщиной.
Я и рада была бы стараться подстроиться под литвиновские представления в одностороннем порядке, но всю отпущенную мне природой жертвенность, так необходимую для любой женщины, я истратила в прошлом. Надеюсь, не навсегда. Но в тот момент я не могла быть до конца чьей-то. Честно — пыталась. Ради сына. Я не пила и не курила, была максимально спокойной и адекватной, чего нельзя сказать о Диме. Мне хотелось от супруга решения каких-то бытовых мелочей, ответного спокойствия и вменяемости.
Но желания жертвовать не было и у Димы. Его любовь ко мне на глазах трансформировалась в нечто странное: он любил меня в себе и для себя. Нет, у влюбленных всегда в той или иной степени сносит голову. Но это может быть приятное легкое опьянение, в котором скользишь и вальсируешь над паркетом вместе с предметом обожания. А бывает более тяжелая степень, когда сам сидишь на ж.., скрестив ноги, но упорно хочешь заставить любимую женщину плясать под свою дудку.
И человек в этом состоянии не желает видеть ничего вокруг, кроме какой-то ему одному понятной цели. Вот я люблю именно этот компот, и пока этот компот не выпью — не успокоюсь. Ему говорят, что есть же еще десять вариантов отличного, вкусного компота. Нет, подавай ему этот! Но этот компот пластиковый, ты что, не видишь, это муляж. Нет, хочу и все!
Я еще пыталась цепляться за малейшие крючочки, но иллюзия семейного благополучия таяла на глазах. Литвинов в затуманенном сознании долбил и долбил в одну точку, как дятел, настойчиво и монотонно. И продолбил такое отверстие, через которое со свистом улетучились все мои благие намерения. Передавил. Я, как пружина, в какой-то момент резко выпрямилась, чувствуя, что задыхаюсь. Еще немного — и потеряю себя как женщина, время в бесконечных телефонных разборках и скандалах с ним. Вместо наслаждайся кайфом материнства, ожиданием рождения первого ребенка я находилась в постоянном непрекращающемся треморе и депрессии. Бедный Филипп! И я прекратила всякое общение с Литвиновым. Поставила точку. Оказалось, многоточие.
Когда я абстрагировалась на время от внешних помех, наконец уединилась со своим пузом в относительном спокойствии, кто-то вдруг включил некий внутренний инстинкт, подсознательное женское начало. Может, Филя, который во мне рос. Вдруг стало ясно, что эту бьющую через край радость невозможно разделить ни с мамой, ни с подружками, ни с кем другим — только с отцом ребенка.
Захотелось еще раз попытаться наладить какие-то нормальные человеческие отношения. В итоге за две недели до родов наш папа приехал к нам в Петербург. И как-то неожиданно все стало о'кей. Дима вроде бы что-то понял, мне даже показалось, что в нем возникло искреннее стремление учитывать и мои желания. Я успокоилась. Было лето, было солнце, было перемирие. И родился наш сын.
В этот момент мы были все вместе, втроем.
Рожала я долго, больше с ток. Бесспорно, рождение ребенка — это счастье! Такое естественное чудо, но вместе с тем загадочное и таинственное. Подозреваю, что это многих удивит, но меня поразил не сам факт появления ребенка, а весь процесс родов, мучительный и прекрасный. Только вот не надо обвинять меня в мазохизме! Целый месяц не в болевых ощущениях, а в том, какие невероятные эмоции ты проживаешь под этой болью. Я просто очень остро чувствовала все мистические процессы, происходящие внутри меня. Это непередаваемо! Весь кайф в ожидании чуда, в непосредственном участии его явления... не знаю, с чем сравнить. Спросите у верующего человека или у священника, что такое Божья благодать, — он не ответит! Каждый ее переживает по-своему.
Невозможно объяснить, но нереально круто! Наверное, что-то похожее могут переживать музыканты, не все, настоящие, когда сочиняют музыку, — вряд ли что-либо прекрасное можно родить без мук! Как бы я хотела писать музыку, но раз уж не пишу, то ради того, чтобы снова и снова пережить то, что испытала, я бы рожала и рожала каждый день. Это тоже вряд ли возможно, но как минимум еще двоих деток рожу точно.
Чудо свершилось, Филя родился, мне дали обнять и поцеловать этот теплый комочек, я расплакалась, уже плохо соображая, что происходит. Ощущение блаженства довольно быстро ушло, и на какое-то время я, как и положено, превратилась в автомат по взращиванию и вскармливанию ребенка. Если бы после родов природа предусмотрительно не давала матери некий естественный приток сил, который вскрывает второе, потом третье дыхание, никто бы не выжил просто. И никто бы не рожал, потому что все бы сошли с ума. Но этот фалынактив, который необходим, чтобы выдержать бессонные ночи и все-все-все, через пару-тройку месяцев заканчивается, и вот тогда понимаешь, что ты — попал! По-крупному! Стало реально очень тяжело, несмотря на то, что мне тогда очень помогала мама. Но и это тоже проходит спустя время, а скоро и вовсе забывается. Остается изумление, с которым ты наблюдаешь, как день за днем маленький человечек учится жить.
Еще полгода я прожила в Петербурге. Дима, как Карл-сон, прилетал на выходные и праздники. Отношения между нами были довольно уравновешенные, и в очередной раз возродилась иллюзия, что у нас получится жить вместе.
Надо было что-то решать, невозможно пытаться реконструировать семью на расстоянии. Но я долго психологически шла к факту переезда в Москву. Не могла себе представить, что смогу жить в этом городе. Дня меня Москва всегда была просто каким-то невыносимым адом. Поездка в столицу — это утром самолет, встреча и уже вечером обратно в самолет. Обязательно! Иначе я сходила с ума, у меня прямо взрывался мозг.
Моя мама, близкий, дорогой мой человек, к примеру, до конца не понимает таких резких реакций. Она не может воспринимать мир как я, как люди творческого склада, назовем их так. Они иначе чувствуют, все воспринимают остро, гипертрофированно, кожей, через поры ловят отовсюду разные энергетические потоки. Мои друзья-москвичи приезжают в Петербург и ноют: мол, в этом городе невозможно долго находиться, эта ваша бесконечно тоскливая погода... А петербуржцы в ответ: «Да это ж так круто, просто офигительно!» Наш вечный дождь, туман, эта депрессия питерская, наоборот, подпитывали нас. Я всегда была за Петербург. Но в какой-то момент город как будто устал, он перестал давать привычную энергию даже своим. Любимый город резко отрезал меня, я оказалась в каком-то энергетическом вакууме с маленьким Филиппом на руках, с необходимостью что-то делать, что-то менять, и отчетливо ощутила, что для меня там ничего больше нет. А в Москве — муж и отец Филиппа.
Мы с Димой приняли решение, я переехала в столицу. Сняли новое жилище, его квартира была менее удобной для ребенка. Кроме того, она вызывала во мне неприятные воспоминания о моем одиноком сидении без каких-либо жизненных возможностей, средств и расслабона. Я искренне готовилась начать нашу жизнь заново.
В ноябре у меня образовались съемки в Рузе, где мы с мамой и Филей прожили месяц. Этот сериал дал, в общем, только некоторую финансовую свободу — к Новому 2010 году мы с сыном переехали в московскую квартиру. И почти сразу улетели на полтора месяца в Испанию, если можно так выразиться, всей семьей. Не знаю, можно ли говорить о таких личных вещах... В общем, трудно представить мужа и жену, не объединенных супружескими отношениями в самом буквальном, физическом значении этих слов, но и этого между нами уже не было. Мы пытались прожить еще несколько месяцев одним домом. Наша жизнь свелась к той фазе, когда мы ради Филиппа пытались высосать, за что нам зацепиться. Но было не за что. И сейчас для меня очевидно, что этого не было с самого начала. Не знаю, назвала бы я сейчас любовью соединивший нас с Литвиновым порыв, но и от этого чувства уже не осталось и следа.
Дима сматывался в какие-то бесконечные командировки, там ему было, естественно, легче, он хотя бы уходил с головой в работу. А я безвылазно сидела дома с Филей, уже без маминой поддержки. И хотя материнство, безусловно, изменило меня, сделало гораздо спокойнее, мягче, я начала понемногу подвзрываться. Ну не та я женщина, которая может жить только домом, кухней, семьей, ребенком. Я начинаю умирать просто физически. Прошел еще месяц, два, три такой жизни, которая переросла уже в бесконечное выяснение отношений, ссоры, драки и прочую чернуху и негатив.
Нас объединял только сын. И это много — это целый человек. Но именно ради него надо было развести по углам наши беспрерывно боксирующие «я».
Ситуация стандартная, до обидного банальная, многие пары расстаются в этот начальный период — всякая там притирка характеров, трудности первых лет после рождения ребенка. Когда нужно учиться вынашивать отношения, чтобы сохранить любовь. Но! Я сразу, еще до свадьбы, почувствовала, что это не мой человек. Подсознательно угадав это, я не могла заставить себя жертвовать, не могла заставить все тянуть на себе. Я знаю, что это такое, когда во мне любовь и когда я готова отдать все. Не было этого с Литвиновым. Я пыталась себя ломать, уговаривать: «Ну, давай, Оксана, еще немножечко потерпи, живи, как все нормальные люди». Но — нет! Не вышло. Мое внутреннее чувство не проведешь! Никак!
И хотя в статусе замужней женщины я числилась больше двух лет, реально наша совместная жизнь продолжалась месяц до беременности, пару недель до рождения сына и пару после и четыре месяца агонии перед самым концом. В мае прошлого года мы с Дмитрием Литвиновым расстались окончательно.
Во всем, что произошло, виновны Роман Кокорев и Катерина Гечмен-Вальдек. В первую же ночь я оказалась в квартире Алексея Воробьева.
Международную известность Оксана приобрела после работы в фильме «Лиля навсегда» шведского режиссёра Лукаса Мудиссона. В 2003 году снялась в нидерландском фильме «Юг», где играла молодую девушку, мать-одиночку, нелегально приехавшую в Нидерланды. В фильме Оксана говорит на голландском языке. В 2004 году была утверждена на роль Эсфири Литвиновой в фильме «Статский советник», но не явилась на первый день съёмок, и вместо неё была поставлена актриса Эмилия Спивак. В этом же году она сыграла эпизодическую роль Ирины Неской в фильме «Превосходство Борна».
В фильме «Волкодав из рода Серых Псов», вышедшем в прокат 28 декабря 2006 года, Оксана играет кнесинку Елень, одну из главных ролей. В 2008 году сыграла главную женскую роль в мюзикле «Стиляги» Валерия Тодоровского.
В 2011 году Оксана сыграла главную женскую роль — студентки Татьяны, подруги Высоцкого в фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой». В 2012 году снялась в главной роли в фильме «8 первых свиданий», а в 2015 году — в его продолжении, фильме «8 новых свиданий».
Фильмы в которых снималась Оксана Акиньшина!