После обеда снова отправился к морю. Побрел вдоль берега. Мелкие волны медленно слизывали его следы. Он шел к пирсу, где на воде покачивались лодки и водные велосипеды. На пирсе группа мужчин перебирала рыбацкие снасти, оживленно разговаривая между собой.

Взгляд Виктора остановился на одном из рыбаков. Тот ловко прикреплял крючки к леске, устраивая нечто вроде «самодура», и над каждым крючком нанизывал цветное перышко.

—           Хочешь пойти с нами в море? — спросил незнакомец Виктора.

Птицын даже вздрогнул от неожиданности. Он не предполагал, что вот так вдруг ему сделают предложение, да еще на русском языке.

—           Хочу! — не задумываясь, ответил Виктор.

—           Тогда давай знакомиться. Меня зовут Иваном.

—           Как, Иваном? — удивился Виктор.

—           У нас, в Болгарии, Иванов, как и в России, много. А тебя как?

—           Виктор...— И тут же добавил: — Птицын.

—           Птица-Птицын,— поиграл словами Иван.— Хорошая фамилия, крылатая. Ты случайно не летчик?

—           Слесарь я... рабочий! — не без гордости ответил Виктор.

—           Это хорошо. А я Иван Николов. Рыбак, лодочник, спасатель. Одним словом, морская душа... Поскольку у нас без отчества, зови просто Иваном.

—           Где. же вы так русскому языку научились?

—           Да все здесь, на море. Частенько с вашими товарищами в море хожу вон на той моторке.— И он показал на лодку под синим брезентом.

Так завязалось это знакомство, скоро переросшее в дружбу. Не было дня, чтобы они не встретились. Заметив издали Ивана, Виктор спешил ему навстречу. Иван шел молодцеватой, легкой, слегка раскачивающейся походкой. Он часто затягивался сигаретой, дым надолго задерживался где-то внутри него, а затем сизыми струйками выходил через орлиный, слегка с горбинкой, нос.

Иван весь был тонкий: и фигура, и руки, и лицо, и душа.

Забравшись в лодку, Птицын пристраивался в носовой части, сбрасывал майку и, оставшись в плавках, ложился на дно моторки, подставляя бока солнечным лучам. Ему не терпелось поскорее загореть.

Он лежал и прикидывал: «Сколько же Ивану лет?» Вблизи тот выглядел намного старше. Продубленное всеми ветрами лицо было изрезано глубокими морщинами. Зеленовато-серые глаза прятались за короткими стрелками выцветших ресниц.

Однажды Виктор не выдержал:

—           Извините за любопытство, Иван, сколько вам лет?

—           Ты мне в сыновья годишься.  Сорок шестой идет.

—           Поначалу я думал, лет тридцать пять, а пригляделся,  понял — ошибаюсь,— откровенно  признался  Виктор.

—           Море красит только тех, кто приезжает любоваться им. Кому же приходится спорить с ним, оно закаляет.

—           И давно вы связали свою судьбу с морем?

—           Как тебе сказать? Со дня рождения. Я родился в Варне за десять лет до войны. Жизнь у нас тогда была совсем другая. Очень бедно мы жили. Мать работала на текстильной фабрике, зарабатывала гроши, а отец изготовлял чул для лошадей — попону из козьей шерсти. Теперь этой специальности уже пет, а раньше такой мастер «мутафчия» назывался. Тяжелый труд, занимались им только мужчины: сами пряли, сами и ткали чул, дорожки, дисаги — мешки такие, что крестьяне вместо сумок через плечо носили. Войну встретил десятилетним мальчишкой, а брат с сестрой и того меньше. Питались одной мамалыгой, мололи кукурузные зерна вместе со стержнем початка. Вот тогда-то и пришлось мне впервые рыбным промыслом заняться. Сижу в порту, наживку на крючки рыбакам насаживаю, за это они мне мелкую рыбешку отдавали. А из рыбешки этой мать суп варила. Шея моя настолько исхудала, что ее можно было обхватить двумя пальцами. Я очень стеснялся, никогда ничего не просил. Помню, когда в сорок четвертом году в школу определили и стали кормить, у меня от волнения даже кровь из носа пошла. А ребята думали — от голода.

—           А дальше что было? — продолжал задавать вопросы Виктор.— Сколько классов окончили?

—           Мало. Всего два класса,— застенчиво сказал Иван и отвернулся к морю. Он немного помолчал, пригладил растрепавшиеся на ветру волосы и, обернувшись к Виктору, проговорил:

—           Шестнадцатилетним парнишкой вступил в кооператив по отлову дельфинов. В то время их можно было ловить, а потом запретили. Ученые доказывают, что они умные. Не знаю, насколько они умны, одно могу сказать: дельфин — порядочный хищник. Сам не раз видел, как, сытый, заглатывал он косяк кильки и выплевывал. Рыба гибла, а он, довольный, играл... Не мое, конечно, дело, но я бы их не опекал так. Рыбы мне жалко... Наука наукой, а рыба рыбой! — закончил Иван и подал Виктору спиннинг.

—           А ну, попытаем рыбацкого счастья! — И, подмигнув, Виктор взмахнул удилищем.

Грузило шлепнулось в воду, пошло ко дну и потянуло за собой леску с крючками. Он быстро стал крутить ручку катушки. Из воды показались крючки, на одном из них, размахивая хвостом, трепыхалась небольшая ставридка. Гордый, Виктор снял с крючка рыбешку и бросил в ведро.

—           Есть для начала! — торжественно произнес Птицын.— У нас говорят: «Ловись, рыбка, большая и маленькая!»

Иван посмотрел на него, улыбнулся. Он стал подергивать свое удилище. Леска натянулась, как струна. Ровным движением руки он начал наматывать ее на катушку. С лески, точно россыпь алмазов, скатывались капельки воды, играя в лучах солнца. На крючках, всплескивая воду, покачивались ставридки. Виктор стал считать: одна, две, три, пять... семь... девять!

—           Вот это да! — ахнул он и бросился помогать Ивану снимать рыбу с крючков.— Как это у вас получается?

—           Спешить не надо. Чувствуешь: взяла — подцепи ее на крючок и жди следующую, и так до тех пор, пока рука определит, сколько их набралось.

—           Мне до вашего искусства далеко,— вздохнул Виктор.

—           Не горюй, освоишь нашу технику, а вот мне твоего ремесла уж не осилить!

—           А скажите, пошли бы на завод к станку, если бы жизнь снова начать?

Иван задумался, посмотрел на Виктора, перевел взгляд на море   и твердо ответил:

—           Нет! Не могу без моря жить! Даже когда не вижу его, все равно ощущаю плеск волн, горьковато-соленый запах водорослей, синевато-зеленый цвет воды.

Между разговором они забрасывали лесу и вытаскивали гирлянды серебристой ставриды. Вдруг рыба исчезла, а вместе с ней и крючки с грузилом на спиннинге Виктора, будто кто ножом перерезал леску.

—           Чудеса! — удивился Виктор.— Может, за камень зацепило?

—           Лефер откусил. Он и рыбу спугнул,— пояснил Иван.

—           Это кто же такой?

—           Рыба... Поймаем — увидишь. Очень вкусная, но хищная, мелкая рыбешка ее боится.

Иван завел мотор, и лодка пошла вперед тихим ходом. Он подал Виктору удочку с более крупными крючками.

—           Забрасывай! Думаю, поймаем лефера. Как потянет леску, вытягивай,— объяснил Иван и направил лодку к месту, где на воду то и дело опускались чайки: первый признак того, что здесь находится косяк рыбы.

—           Раз рыба поднялась вверх, значит, лефер за ней увязался. Опусти леску поглубже,— посоветовал Иван Виктору.

Лодка спугнула чаек, закружилась там, где они только что садились.

—           Лефер на одном месте долго не стоит, он все время

движется за добычей,— пояснил Иван.

В это время удочку сильно потянуло. От неожиданности Виктор чуть не обронил ее. Спохватившись, стал наматывать леску на самодельную катушку из пробкового дерева, пристроенную к удилищу. Тянуть было нелегко. Иван стал помогать. Над водой показалась рыба сантиметров в тридцать—тридцать пять, чем-то напоминающая крупную скумбрию. За ней потянулась вторая, третья...

—           Пять  рыбин,  вот  здорово! — воскликнул   Виктор.

—           Молодец! — подбодрил его Иван.— Из тебя неплохой рыбак получиться может!

Рыбалка на этот раз удалась: полведра ставриды, десятка два бычков и шестнадцать леферей.

—           Жаль, матери здесь нет, а то бы такую уху смастерила! Тройную! — посетовал Виктор.

Иван не раз угощал Виктора ухой, но она была не такая, как дома. Варил он ее по-особому: забеливал молоком с растертыми желтками и добавлял для остроты ломтик лимона. «Вкусно, но это не уха! — доказывал Виктор.— Настоящая рыбацкая уха варится без молока». И он рассказывал, как варит мать, когда они вместе с отцом ездят рыбачить на Волгу.

—           Завтра я тебе сварю такую, как ты хочешь,— пообещал Иван.— Приходи сам и приводи своих товарищей. Всем рыбы хватит.

—           Завтра экскурсия на Солнечный берег.

—  Тогда послезавтра. Я положу рыбу в холодильник.

—           Нет! — возразил Виктор.— Вари завтра, я никуда не поеду!

—           Поезжай, там интересно: песчаные дюны, неподалеку город Несебыр, словно сказочный мираж среди морского простора, с памятниками византийской архитектуры и знаменитой церковью святого Стефана. А уха подождет!

И все же Виктор никуда не поехал. С утра он пошел к морю, отыскал Ивана и провел с ним весь день. Никакие поездки, никакие увеселения его уже не радовали.

Ему становилось не по себе, когда он вспоминал о том, что предстоит расстаться с Иваном.

Грустил он по дому, хотя, казалось, и грустить-то некогда. И все-таки грустил: первый раз от дома — и так далеко! А Иван показался ему старшим братом — добрым, все понимающим. И это чувство крепло при более близком знакомстве, впечатление не было обманчивым — он действительно стал как брат ему, этот с виду суровый, сдержанный, но доброжелательный, ласковый человек.

Сидели они вдвоем в небольшой комнате при лодочной станции и хлебали уху.

—           Вот теперь уха что надо! — восхищался Виктор.—

Под такую и рюмочку не грех опрокинуть. Как у нас говорят: «Рыба любит плавать!»

Иван Достал из шкафчика бутылку с домашней ракией, поставил на стол. Ракия оказалась крепкой, приготовленной из винограда. Выпили по одной стопке, больше не стали. Ни тот, ни другой не были любителями спиртного.

Виктор стал рассказывать о заводских друзьях, о заочной учебе в институте, о театрах Москвы.

—           А жениться не собираешься? — спросил Иван.

—           Жениться? — переспросил   Виктор.— Нет.   А   что?

—           Все у тебя работа да учеба, а где же любовь? Ты парень красивый, здоровый, за тебя любая девушка пойдет.

—           Девушки подождут. У меня своя программа на сей счет. Расскажите-ка лучше, как вы женились?

—           Я? — смутился Иван.— Да как тебе сказать?.. Приехала она из Софии в Варну к родственникам, отдыхать. Ну... познакомились, потом поженились.

— И все?  Нет. Когда я ей рассказал, как голодал во время войны, она заплакала и говорит: «Как жаль, что я тебя тогда не знала. Мы жили лучше вас, и я могла бы тебе помочь». Долго мы потом смеялись, подсчитав, что ей в ту пору шестой год шел, хорошая бы из нас парочка получилась!

—           Видать, сильно полюбила вас,— заметил Виктор.— А потом вы за ней в Софию уехали?

—           Уехал. Если бы ты знал, Виктор, как я там по морю скучал! Даже на работу в рыбный магазин устроился, поближе к дарам моря. Пять лет промучился, а потом жена пожалела меня, и мы вернулись в Варну.

—           Жена не ревнует вас к морю?

—           Теперь нет. Привыкла! О моей страсти к морю все знают. Когда служебным автобусом возят нас из города на работу и обратно, мое место никто не занимает. Я сажусь к окну и всю дорогу смотрю на море...

Наступил день отъезда Виктора. Иван не пошел утром в море. Он понуро бродил по пляжу и курил одну сигарету за другой. Было заметно, что он нервничает. Люди приезжают и уезжают, и каждый свой след оставляет в сердце. Вот и Птицын. Молодой еще, в сыновья подходит, а подцепил Ивана на «крючок», задел своей непосредственностью, чистотой и откровенностью.

Виктор укладывал чемодан, то и дело выбегал к Ивану: то сигареты отдал, то запонки отстегнул от рукавов рубашки и подарил на память. Иван отказывался, не брал, но Виктор убеждал, что положено что-то оставить на память. Тогда Иван предложил взамен связку вяленой ставриды и несколько ракушек.

Пришло время прощаться. Иван как в воду канул. Время не ждало. Расстроенный, Виктор сел в автобус. Машина покатилась по асфальтированной дорожке. Вдруг за поворотом промелькнула знакомая фигура.

—           Остановите, пожалуйста, остановите! — попросил

водителя Виктор.— На одну минутку, прошу вас!

Виктор выскочил из автобуса и окликнул Ивана. Тот обернулся. В глазах у Ивана застыла грусть. Губы были плотно сжаты. Нервно задергались желваки на скулах. Виктор подбежал к нему, схватил за руку и крепко сжал ее. Иван обхватил Виктора за плечи и по-мужски встряхнул.

—           Прощай, морская душа! — сдавленным голосом произнес Виктор.— Знай, в Москве, на Таганке, живет твой верный друг.

—           Прощай, Виктор, прощай, рабочий человек! И помни, братушка: в Варне', у Черного моря, тебя всегда будет ждать болгарский Иван.